27 сентября 2020 года галерея искусств Елены Зениной открывает выставку художников Владимирской школы – Кима Бритова, Владимира Юкина, Валерия Кокурина и Валерия Егорова.
По словам куратора выставки, владелицы коллекции Елены Зениной, «работы, вошедшие в экспозицию, наглядно представляют такое уникальное явление в истории российского искусства второй половины двадцатого столетия, каким стала Владимирская школа».
Что такое «Владимирская школа живописи»?
Это обращение к самым разным художественным традициям. Это кажущаяся простота, за которой скрывается напряженная работа мысли. Это открытые, невероятно насыщенные, вибрирующие цвета. Это восторг нескольких поколений зрителей, способных ощутить эту вибрацию.
Это декоративность, которая становится самоцелью, ради которой «разрушается перспектива, тональные отношения, безжалостно расплющивается форма предметов. Пейзаж превращается в подобие ковра» - именно так в 1964 году реагировала критика на работы владимирских живописцев Кима Бритова, Владимира Юкина, Валерия Кокурина. Название той разгромной статьи Т.Нордштейн – «Во власти штампа» – опубликованной в журнале «Художник», оказалось весьма неоднозначным: время доказало, что жертвами штампов стали сами критики, обвинявшие владимирцев в отсутствии стремления к изображению «правды жизни». Наверное, это неудивительно: подобное «безыдейное» искусство, далекое от канонов социалистического реализма, просто обязано было казаться чем-то совершенно возмутительным и даже чуждым.
В то же время, многие искусствоведы того времени высоко ценили страстную, легкую, свободную живопись владимирских художников – вопреки всему и в 60-е, и в 70-е, и в 80-е годы выходили статьи, авторы которых сумели воздать должное необычному художественному языку, понять его самобытность и признать, что во Владимире появились не просто какие-то «бунтари» или «экспериментаторы», но целая оригинальная живописная система, со своими правилами и уникальными находками. И вот уже начинают говорить об особенном построении пространства, о точном подборе и сочетании цветовых тонов, о том что владимирские пейзажисты традиционно используют «высокий горизонт» и словно парят над миром, что отнюдь не является недостатком их работ, а лишь усиливает их декоративность. Отмечают технику живописи, пастозность, энергичные, широкие мазки...
Конечно, сегодня вдумчивый исследователь, имеющий доступ к несравнимо большему количеству работ европейских и некогда запретных отечественных художников, может бесконечно размышлять о феномене Владимирской школы: в частности, возникает вопрос, каким образом живописцы, не имевшие возможности вживую познакомиться с опытами Анри Матисса или Андре Дерена, пришли к схожим композиционным решениям? Откуда в живописи Валерия Кокурина возникают отзвуки ранних работ Василия Кандинского? В конце концов, можно легко выстраивать и вовсе оригинальные теории, опираясь на интервью самих художников: к примеру, достаточно ухватиться за слова Бритова о том, что он не делал акцента на «декоративности», чаще употребляя термин «обобщенность», и вот – прямой путь к рассуждениям о соотношении предметного и беспредметного в наследии представителей Владимирской школы.
Но достаточно внимательно посмотреть на их работы, постараться почувствовать эту цветовую вибрацию, и необходимость в любых теориях отпадает. Так ли важно, где лежат истоки представителей Владимирской школы – в живописи постимпрессионистов, в иконописных мстерских мастерских или в народном творчестве? Не лучше ли просто наслаждаться экспрессивной светоносной живописью и чистыми цветами владимирских художников? Недаром ещё в 1963 году Ким Бритов говорил о том, что «Любовь народа – главный критерий».